От автобиографической книги до допроса обвиняемого.
Ровно 105 лет назад красноармейцы вошли в Ярославль. Вернее сказать, в остатки города. Две с лишним недели большевики обстреливали его из тяжёлых орудий и даже намеревались использовать химическое оружие. Почти все белогвардейцы храбро, но бессмысленно стояли насмерть.
Архивы сохранили массу противоречивых документов о хронологии событий. Мы решили вспомнить, что происходило в городе с начала мятежа и к каким последствиям это привело.
В два часа ночи 6 июля на Леонтьевском кладбище собрались офицеры бывшей императорской армии. Они несколько месяцев готовились к антисоветскому восстанию, но в самый важный момент у них оказалось всего 12 револьверов. Отступать было некуда, а дальше — уже история: группа из сотни людей захватила оружейный склад, а затем контролировала Ярославль 16 дней.
Церковь святителя Леонтия Ростовского, 1910-е годы.
— В субботу утром я пошёл, как по обыкновению на работу, только вышел на улицу и вижу картину: растянулась по берегу Которосли направленная в сторону Московского вокзала цепь солдат с георгиевскими ленточками, — так вспоминает самое начало восстания один из рабочих бывшей мельницы Вахромеева.
Высокий и статный руководитель мятежников Александр Перхуров действительно использовал георгиевский шеврон как отличительный знак. Полковник ещё на кладбище вручил каждому солдату по ленточке: большинство бойцов закрепили его на рукаве, некоторые — на груди.
В то утро белогвардейцы не встретили серьезного сопротивления: все стратегически важные объекты были захвачены за несколько часов. Основные силы советов либо добровольно сложили оружие, либо взяли нейтралитет. Два главных ярославских большевика — Семен Нахимсон и Давид Закгейм — были убиты без суда и следствия.
Семён Нахимсон и Давид Закгейм.
Детский писатель Алексей Еремеев (известный под псевдонимом Л. Пантелеев, соавтор легендарной «Республики ШКИД») оказался невольным участником этих событий. В своей автобиографической книге «Ленька Пантелеев» он вспомнил диалог постояльцев гостиницы «Европа»:
– Простите, но это гадко! Это ужасно! Я не могу забыть. У меня до сих пор в глазах эта сцена!
– На войне как на войне, уважаемый!
– Извините! Нет, извините! Это не война. Это называется иначе. Это убийство из-за угла […] Я старый русский интеллигент, старый земский деятель, ни малейших симпатий к большевикам не питал и не питаю, но я должен вам сказать, что это – убийство, подлое, гнусное, грязное убийство…
– Простите, о чем там речь? – спрашивает кто-то.
– Да видите ли, с председателем Ярославского исполкома Закгеймом не очень, так сказать, гуманно поступили. Казнили […] Выволокли из квартиры на улицу, полуодетого, и зонтиками, зонтиками – по голове, по спине, по лицу…
После того как белогвардейцам удалось закрепить свои позиции, контрреволюционеры распространили по городу листовку, смысл которой сводился к нескольким пунктам:
— Советская власть пала, такие же восстания проходят по всему Поволжью;
— Идеологический лидер белогвардейцев — террорист Борис Савинков;
— В скором времени в Архангельске высадится десант союзных войск;
— Открыт набор в добровольческую армию.
Листовка, которую утром 6 июля распространяли белогвардейцы.
Действительно, глава Союза защиты Родины и Свободы Савинков планировал поднять восстания во многих крупных городах, но от слов к делу перешли только три: Ярославль, Рыбинск и Муром. Уже в эмиграции он напишет в своих воспоминаниях:
— Я не очень надеялся на удачное восстание в Ярославле и почти был уверен, что зато мы без особенного труда овладеем Рыбинском […] В Рыбинске наше тайное общество насчитывало до 400 членов, большевистский же гарнизон был немногочислен. В Ярославле соотношение сил было гораздо хуже […] Как это часто бывает, произошло как раз обратное тому, чего мы ждали. В Рыбинске восстание было раздавлено, в Ярославле оно увенчалось успехом.
Борис Савинков, 1917 год.
Первоначальный триумф повстанцы обеспечили изъятием двух миллионов рублей из Государственного банка и призывом добровольцев на борьбу с большевиками. По разным сведениям в ряды белогвардейцев записалось от 1500 до 6000 людей (но на «фронт» вышли не более 600) — им полагалось оружие, а с 9 июля и жалование: обученный боец получал 300 рублей, необученный — 275.
С мелкими партийными большевиками обошлись по тем временам гуманно — их не убили, а оставили на «барже смерти» посередине Волги. Офицеры даже планировали привозить им еду, но в первую же вылазку солдат-доброволец получил ранение — снаряд красных прилетел со стороны Коровников. Советские историки рассказывали, что количество пленных превышало 200 человек, но список людей, составленный на барже, получился скромнее — 82 человека. На 13 день коммунисты разрезали причальный канат и под обстрелом обеих сторон конфликта добрались до своих.
Высшие лица коммунистов в первые дни недооценивали мятеж, так как 6 июля левые эсеры попытались захватить Москву, но их попытка провалилась. Лев Троцкий поначалу считал сообщения о масштабности восстания провокацией, а 9-го числа на V Всероссийском съезде Советов и вовсе заявил, что мятеж почти подавлен. Это было не так, но красные войска действительно пополнялись людьми и оружием.
В эти дни в Ярославле оказался оперный певец Юрий Морфесси. Он приехал из Петрограда, чтобы дать два концерта в Волковском театре. В 30-е годы артист выпустил мемуары, в которых подробно описал (хоть и с некоторыми неточностями) жуткие страницы в истории города:
— Жиденькие ряды защитников Ярославля с каждым днем таяли, а у красных и человеческий материал и все остальное возрастало в галопирующей прогрессии. Перхуровские пулеметы косили тысячи красноармейцев, а вместо них появлялось новое пушечное мясо III Интернационала! И тоже тысячами, полками, дивизиями.
Юрий Морфесси.
Слова певца о тысячах погибших большевиков, конечно, преувеличение — красные сделали расчет на артиллерию. За все дни восстания атакующие выпустили около 75 000 снарядов. Пожар уничтожил целые кварталы: за две недели сгорели 2147 домов и 20 фабрик. Белогвардейцы не брезговали обустраивать пулеметные точки на колокольнях и пожарной каланче — а красноармейцы не брезговали их расстреливать, поэтому многие памятники культуры в те дни мы потеряли навсегда.
Церковь Покрова Богородицы, 1918 год.
— Вскоре над подвергшимся обстрелу районом появились клубы черного дыма […] Деревянные домики в засушливую жаркую летнюю пору были легкой пищей огня и вспыхивали как порох. За каких-нибудь 15-20 минут весь этот район в 3-4 квартала превратился в бушующий костер, — написала в воспоминаниях ярославна Нина Калинина. — Восставших в районе пожара не было, и жертвой стало мирное население, в основном старики, женщины, дети.
Немаловажную роль сыграла мукомольная мельница Вахромеевых на берегу Которосли. Она стояла на первой линии обороны — здание приняло на себя несчетное количество снарядов, чем спасло сотни жизней горожан. Прямо за ним на Духовской улице располагалось Епархиальное училище (ныне — главный корпус ЯГПУ имени Ушинского), в подвалах которого укрывались мирные люди.
Без комментариев оставим характерный очерк человеческой трагедии от военного комиссара Александра Громова:
— Было устроено наступление. […] Потери большие. И к моему великому несчастью, рядом с моим домом […] был поставлен пулемет. Приказал сбить этот пулемет. Исполнили… Дом загорелся, загорелся и мой, то есть где была квартира. Загорелась первая моя квартира, и после выяснилось: жену перенесли в другой дом через дорогу… родился сын… Горит и этот дом… Потолок валится… Акушерка бежит, оставляя жену и ребенка, а также и мать жены уходит. Жена без памяти выползает, и сын, лежа на столе, горит.
Пошехонская улица, на которой жил Александр Громов, и пожарная каланча на Сенной площади.
Красные обустроили огневые точки в Коровниках, на Туговой горе, в районе железнодорожного моста через Которосль и станции Всполье. От последней до железнодорожного моста через Волгу циркулировало несколько бронепоездов, один из них — «Победа или смерть». У белых в противовес были только две трехдюймовые пушки. На суде полковник Перхуров вспомнил свой шок от силы бомбардировок:
— Ту канонаду, которая была в Ярославле […], не всегда можно было услышать и на фронте в германскую войну. Меня удивляло только то, что действие этих батарей было направлено не на живую силу, а на здания. […] Потом я узнал, что стрельба производится зажигательными снарядами.
Ежедневно для белых ситуация усугублялась — бои плавно переходили с периферии в сердце города. «Тверицкий фронт», единственный участок в руках восставших вне центра Ярославля, каждый час присылал телеграммы о неминуемой катастрофе. Перхуров решил атаковать тыл врага, но желающих возглавить отряд самоубийц не нашлось, поэтому бразды правления вылазки он взял в свои руки. После этого Александра Петровича в Ярославле никто не видел.
Александр Перхуров по мнению нейросети.
По его словам, он и еще 50 человек добрались на пароходе до Толги. Завербовав часть крестьян, они отправились в Тверицы, но на подходе заблудились в лесах. После долгих блужданий они узнали о потере заволжских позиций и ретировались вниз по реке в Кострому. Спустя четыре года руководителя восстания доставят в Ярославль, осудят в Волковском театре и расстреляют во дворе ярославского ВЧК на улице Циммервальда (ныне — Собинова, 48).
Александр Перхуров на суде в Волковском театре, 1922 год.
Во время мятежа в городе оказались неочевидные заложники — немецкие военнопленные, которых везли домой. Все 16 дней хаоса они провели в городском театре. Остатки штаба пошли на авантюрное решение: когда стало ясно, что потеря Ярославля неминуема, они сдались в плен немцам, объявив перед этим войну Германии. Главное условие: белых не отдадут большевикам, когда они займут город. Их обманули.
Немецкие военнопленные на фоне городского театра, 1918 год.
Красные вошли в Ярославль 21 июля. По воспоминаниям многих очевидцев, большевики приказали всем мужчинам в указанное время явиться на станцию Всполье. По Власьевской улице шла огромная колонна от юнцов до старожилов. Победители на глаз определяли причастность человека к мятежу: если в ярославце хоть что-то намекало на умение пользоваться оружием, его расстреливали.
Актриса Интимного театра (сейчас — Камерный театр) Валентина Борковская была яркой участницей восстания. Вокруг нее ходили слухи, что она полковник под прикрытием, но ее роль в мятеже заключалась в обеспечении провизией солдат и жителей. Может, именно поэтому ее и отпустили, и она оставила свои воспоминания о расправе над участниками штаба:
— Допрос происходил в вагоне верстах в трех от города или, вернее, станции, против Карзинкинской фабрики. Допрашивали очень коротко, в начале допроса присутствовал летчик и с ним еще какой-то военный. Всех допрашивали два с половиной часа, всего 73 человека, из которых осталось 18 человек, из которых было три женщины, остальные тут же у вагона были расстреляны.
Точно подсчитать количество погибших трех сторон конфликта уже невозможно. Да, трех, ведь многие забывают о мирных жителях, которые оказались заложниками обстоятельств. Метрические книги из церквей Ярославля хранят записи о 243 людях, которые погибли насильственной смертью с 6 по 21 июля 1918 года. Реальное число — существенно больше.
